Вышла статья ведущего научного сотрудника Центра корейских исследований ИКСА РАН Константина Асмолова на сайте РСМД.
Внутриполитическая ситуация в Республике Корее напоминает драматический сериал, разворачивающийся в реальном времени. Если предыдущий «сезон» с Мун Чжэ Ином в главной роли был посвящён тому, как победитель дракона стал драконом с большим числом голов, то нынешний повествует, как бывший генеральный прокурор, оказавшись в политике, пытается навести порядок, несмотря на отсутствие профессиональных навыков и необходимость соответствовать консервативной риторике.
Кто такой Юн Сок Ёль и что он успел сделать за полгода
Тем, кто видит в Юне типичного представителя консервативного лагеря, стоит напомнить, что в молодости он был участником студенческих протестов, а позже получил известность как главный следователь дела «троллей в погонах» — когда спецслужбы активно вмешивались в ход выборов 2012 г., и их сотрудники вели агитацию в Интернете против демократического кандидата. Расследование сорвалось, но про Юна вспомнили, когда потребовался человек для расследования коррупционной активности Пак Кын Хе и Ли Мен Бака, и считается, что в первом деле именно он добыл необходимые для обвинения доказательства. Благодаря этому успеху Мун назначил его генпрокурором, возможно, полагая, что Юн будет «сажать кого прикажут», однако тот проявил принципиальность и занялся коррупцией в окружении действующего президента. В итоге, после долгой бюрократической войны минюста и прокуратуры и попытки увольнения, Юн ушел в политику и вступил в консервативную партию ввиду отсутствия в Южной Корее третьей политической силы.
Присоединение Юна к консервативной партии не прошло без проблем. Он конфликтовал как с классическими правыми консерваторами, так и с правоцентристами, чей представитель Ли Чжун Сок занимал пост председателя партии. Однако в ходе предвыборной борьбы Юну удалось собрать собственную фракцию, состоящую из старых друзей и выходцев из прокуратуры.
Тем не менее победу Юн одержал с минимальным в электоральной истории РК разрывом в 0,73%. При этом за его главного оппонента Ли Чжэ Мёна, бывшего мэра Соннама и губернатора полиции Кёнгидо, голосовало больше людей, чем за Мун Чжэ Ина пять лет назад.
Хотя полный очерк деятельности Юн Сок Ёля за полгода пребывания у власти выходит за рамки исследования, можно заметить, что он, с одной стороны, ретиво взялся за дело, с другой — встречает сильное сопротивление.
Правление Юна началось с демонстративных шагов, направленных на перемены. Наиболее ярким был переезд из Голубого дома в здание бывшего министерства обороны, который должен был подчеркнуть отказ от «имперского президентства». Кроме того, новый президент не стремится открыто действовать в парадигме политической мести и призывает к сотрудничеству, выходящему за рамки идеологических и партийных разногласий. Учреждён комитет, которому поручено содействовать национальному единству во всех секторах, включая политику, экономику и культуру.
Также Юн продолжает политику памяти жертв военной диктатуры, пытаясь перехватить повестку у демократов и принимая активное участие в таких мероприятиях, как поминовение жертв восстания в Кванчжу 1980 г.
В кабинете и администрации Юна хватает бывших демократов, включая премьера Хан Док Су, хотя большинство все-таки люди, занимавшие административные посты при Ли Мён Баке и Пак Кын Хе, что накладывает отпечаток на их политические взгляды. Тем не менее с российским послом Юн встречался ранее, чем его демократический оппонент.
Юн провёл довольно серьёзную реорганизацию администрации президента, в частности упразднив пост секретаря по гражданским делам, который считался главным способом неформального влияния и навязывания воли силовым структурам и гражданскому обществу. Дальнейшая реформа госструктур предусматривает оказание поддержки в реформировании 350 госучреждений, чтобы повысить их производительность и эффективность. Серьёзно взялись и за антикоррупционные мероприятия, которые по южнокорейской традиции имеют двойное назначение: собственно, борьба с коррупцией, а также вытеснение из власти представителей противоположного лагеря. Кроме того, власть всерьез взялась за борьбу с наркотиками.
Произошли существенные изменения и в управлении экономикой. Если прежняя администрация ставила экономический рост в зависимость от роста доходов населения, то администрация Юн Сок Ёля ставит во главу угла частный сектор экономики. Ещё одним заметным изменением является отмена политики поэтапного отказа от ядерной энергии и восстановление «ядерной экосистемы».
На растущую ракетную и ядерную угрозу со стороны Северной Кореи новая администрация отвечает «расширенным сдерживанием», которое основано на союзе между Сеулом и Вашингтоном, а также на сотрудничестве между Республикой Кореей, США и Японией. Однако «смелая инициатива», на деле являющаяся «римейком» предложений времен Ли Мен Бака (денуклеаризация в обмен на экономическую помощь), была отвергнута, а возвращение на прежний уровень военного сотрудничества с США, собственно, и вызвало затяжное межкорейское обострение и «растущие угрозы».
Несмотря на заявления о стратегическом альянсе с США, Сеул принимает участие в экономических блоках, но воздерживается от действий и неохотно втягивается в проекты, чреватые ухудшением отношений с Китаем или Россией. Характерно и то, что во время поездки Нэнси Пелоси по странам Азии Юн оказался в отпуске и демонстративно не встретился с ней, лично отделавшись телефонным разговором.
Тем не менее курс нового президента наталкивается на целый ряд проблем. Первая — это высокий уровень общественного раскола. Поражение с самым маленьким разрывом в электоральной истории РК демократы восприняли как случайное, и даже сокрушительное поражение на местных выборах июня 2022 г. (всего пять мест из семнадцати губернаторов провинций и мэров городов центрального подчинения) не прибавляет им понимания реальности.
При этом после ухода из политики Мун Чжэ Ина председателем партии стал Ли Чжэ Мён — соперник Юна на президентских выборах, имеющий неоднозначную репутацию популиста, более левого, чем Мун, с точки зрения обещаний.
К этому добавляется абсолютное доминирование демократов в национальном собрании. У оппозиционной Демократической партии Кореи 169 мест в Национальном собрании из 300, у правящей партии «Сила народа» — 114. Это позволяет им «торпедировать» большую часть инициатив Юна или отводить его назначения на государственные посты (проводить назначение без парламентского одобрения считается моветоном). Часто работа парламента просто оказывается парализована из-за нежелания договариваться. Такая ситуация продлится до следующих парламентских выборов весной 2024 г.
Нет полного единства и в правящей партии, где сторонники Юна и консерваторы объединились против Ли Чжун Сока из-за коррупционного скандала, связанного с получением взяток в виде сексуальных услуг. Комитет по этике приостановил членство Ли в партии на полтора года, но он отказался уходить с поста председателя партии и использует судебные иски, чтобы отменять решения своих соперников. В результате на данный момент после долгой борьбы Ли отстранили от власти, но он сам и его сторонники никуда не исчезли.
Вторая проблема — текущие трудности, за которые Юн как президент несет хотя бы символическую ответственность. Между тем страна сталкивается с экономическими сложностями, вызванными резкой инфляцией, слабым курсом воны по отношению к доллару и повышением процентных ставок. Отмечается дальнейшее увеличение рисков волатильности рынка и глобального экономического спада, вызванных резким повышением ФРС США ключевой ставки, замедлением экономического роста Китая и последствиями затяжного конфликта между Россией и Украиной. По причине усиления внешнеэкономической неопределённости возрастают риски стагфляции, резкого роста и высокого уровня инфляции, вызванных взлетевшими мировыми ценами на энергоносители и сырьё и сохраняющимися сбоями глобальных цепочек поставок. С точки зрения некоторых экономистов, страну может ждать ситуация, как минимум, похожая на экономический кризис 2008 г., хотя большинство этих проблем достались в наследство от предыдущей администрации, и потому критики Юна обращают внимание на иное.
Например, спорные кадровые назначения, где к Юну выдвигали три группы претензий. Первая касается недостаточной инклюзивности и гендерного равенства: многие из его кандидатов на ключевые посты в правительстве — это те, с кем у него личные отношения, в основном мужчины в возрасте 50 лет, окончившие Сеульский национальный университет. Вторая говорит о «республике прокуроров», так как среди соратников Юна по понятным причинам много выходцев оттуда, включая министра юстиции, министра объединения и главу администрации. Третья касается конкретных скандалов, темы которых разнились от реальных случаев коррупции до спорных обвинений значительной давности. Хотя в большинстве случаев всё заканчивалось самоотводом и увольнением, срабатывают эффекты обманутых ожиданий и «ложки нашлись, но осадок остался».
К тому же, несмотря на обещания «не делать так, как делал Мун», власти стали использовать некоторые методы предыдущего президента, такие как попытки принудительно прекратить полномочия ряда чиновников, назначенных при Муне, призывая их отказаться от своих должностей ради стабильной работы действующего правительства.
С точки зрения консерваторов, Юн не смог оправдать ожидания людей и выполнить свое обещание внедрять инновации и вносить изменения, основанные на его видении будущего. По их мнению, он должен был предложить план и заложить основу для государственного управления в решающий период, но успехов в этом не добился. То, что часть планов блокируют демократы, значения не имеет. С точки зрения оппозиции — он строит диктатуру, являясь при этом примером тотальной некомпетентности.
Третья проблема имеет медийное измерение: Юн, с одной стороны, не является профессиональным политиком, а с другой — много и постоянно общается с прессой: встречи с журналистами проходят каждый день. При этом «правые» СМИ находятся под контролем его политических противников и потому критикуют Юна не менее часто. Оговорки и двусмысленные заявления сразу попадают в публичное пространство с соответствующим комментарием.
Последний громкий скандал подобного рода случился во время поездки президента в Нью-Йорк в сентябре 2022 г., когда после неудачной встречи с Джо Байденом Юн выругался себе под нос, а журналист продемократического канала МBC записал это и пустил в эфир, причём фраза получила конкретные субтитры, несмотря на неразборчивость. Разумеется, когда после этого Юн запретил телеканалу MBC присоединиться к пулу прессы для его следующей зарубежной поездки, это привело к обвинениям в подавлении свободы СМИ.
В результате всего этого рейтинг Юна постепенно снижался — если на момент вступления в должность он составлял 52%, то на 10 сентября 2022 г. рейтинг одобрения президента был зафиксирован чуть выше 30%, что для первого периода президентства крайне низкий показатель. На этом уровне он плюс-минус остается и сейчас: 10 ноября лишь 30,1% респондентов удовлетворены работой Юн Сок Ёля на посту президента страны, а 64,9% дали отрицательную оценку деятельности главы государства.
«Война с демократами»
На этом фоне противостояние власти и оппозиции обе стороны называют «войной», и причин тут несколько. Во-первых, каждая новая власть каждый раз проводит расчистку пространства под предлогом борьбы с коррупцией. Во-вторых, Южной Корее характерна политическая месть и сведение счетов: значительная часть консерваторов, видимо, не желает прерывать традицию, когда экс-президент идет в тюрьму, и собирается отплатить за тюремное заключение Пак Кын Хе и Ли Мен Бака. В-третьих, Юн Сок Ёль явно намерен довести до конца те расследования, из-за которых он, собственно, и ушел из прокуроров в президенты.
В «прицеле» прокуратуры — и экс-президент Мун Чжэ Ин, и нынешний лидер демократов Ли Чжэ Мён. Благодаря чрезвычайной ситуации Ли сумел сплотить партию вокруг себя, тем более что его основные оппоненты или вышли из политики, или уступали ему в харизме и узнаваемости. Хотя некоторые прямо говорили, что Ли Чжэ Мён боролся не за пост председателя партии или место в парламенте, а за свою безопасность и возможность представить свои обвинения как месть за политические взгляды.
Обвинения против Мун Чжэ Ина связаны с двумя инцидентами. Первый — это репатриация 2019 г., когда на Юг попытались сбежать двое северокорейских рыбаков, которые до этого убили 16 своих товарищей, и, стремясь избежать северокорейского правосудия, «выбрали свободу». Правительство Муна депортировало их обратно, несмотря на то что те упирались и не хотели возвращаться. С человеческой точки зрения это понятно, однако, согласно конституции РК, все северокорейские перебежчики являются гражданами Южной Кореи и возврату не подлежат. Кроме того, из-за того, что расследование не было проведено должным образом, консерваторы могут заявлять, что раз виновность в убийстве не была доказана, Мун пожертвовал невиновными ради укрепления отношений с Севером.
Второй инцидент касается смерти чиновника рыбного хозяйства по имени Ли Дэ Чжун, который, по официальной версии, был застрелен северокорейцами в северокорейских водах в 2020 г. Полного доверия к официальной версии [1] нет, но к нынешнему моменту выяснилось, что, хотя улик было недостаточно, Ли выставили не жертвой несчастного случая, а человеком, который хотел сбежать на Север из-за бытовых проблем и долгов в азартные игры. Кроме того, президент был осведомлён о том, что гражданин РК находится в северокорейских водах, но не предпринял мер, чтобы оказать ему помощь. Это снова изображает Муна политиком, для которого укрепление отношений с Севером важнее человеческих жизней, плюс напоминает ситуацию с Пак Кын Хе, которая якобы ничего не сделала для спасения детей «Севоля». Хотя у власти тогда действительно не было ни сил, ни возможности. Пока экс-президент отказывается сотрудничать со следствием, консерваторы снова припоминают, как он критиковал подобное поведение Пак Кын Хе.
Обвинения в отношении Ли Чжэ Мёна более приземленные. Они тянутся ещё с тех времён, когда он был губернатором города Соннам, и сводятся к тому, что близкие к нему застройщики получали астрономическую прибыль в строительном бизнесе в ущерб городскому бюджету. Кроме того, Ли, похоже, брал взятки от бизнесменов, маскируя их под пожертвования футбольному клубу, патроном которого он был в обмен на различные преференции. Хотя по каждому из дел уже есть арестованные, прямых улик против Ли Чжэ Мёна пока нет, так как все четыре ключевых свидетеля против него по странному стечению обстоятельств умерли (два доказанных самоубийства, две смерти по вроде бы естественным причинам) за день-два до дачи показаний, и за дела прошлого Ли пока предъявлено только обвинение в нарушении закона о выборах — он утверждал, что не был знаком с некоторыми фигурантами скандалов, что впоследствии было опровергнуто.
Однако в 2022 г. прокуратура выяснила, что заработанные деньги застройщиков образовывали своего рода секретный фонд, деньги из которого пошли на президентскую кампанию Ли Чжэ Мёна. Прокуратура уже задержала по этому поводу людей из его ближнего круга.
Жена Ли тоже проходит по обвинениям, связанным с использованием корпоративной кредитной карты правительства Кёнгидо для личных покупок и питания, в то время как ее муж был губернатором провинции в 2018–2021 гг. Кроме того, она подозревается в том, что заставляла государственных служащих выполнять ее личные поручения.
Демократы отрицают все обвинения, Ли Чжэ Мён гордо игнорирует повестки в суд, а его партия оказывает большее давление на правительство в попытке заблокировать расследование. Представляется, что доказательства коррупционных действий Ли Чжэ Мёна более весомы, чем «доказательства» коррупции Пак Кын Хе хотя бы потому, что в этот раз мы знаем, на что были потрачены деньги взяткодателей. Справедливости ради напомним, что посадить Ли Чжэ Мёна пытался и Мун Чжэ Ин, для которого Ли был главным внутрипартийным соперником.
Важно иное: в случае успеха обвинений демократически лагерь будет не только обезглавлен, но и полностью дискредитирован. Во-первых, другие лидеры демократов или временно ушли из политики, или оказались скомпрометированы. Во-вторых, когда кумир народа и политик-демократ, обещавший бороться с коррупцией, сам ловится на ней, это наносит движению страшный репутационный урон. В этом контексте демократы, по-видимому, выступают за любые действия, чтобы остановить атаку прокуратуры. И учитывая, насколько серьёзно власть взялась за них, наиболее приемлемый способ остановить давление — это сменить власть, объявив Юн Сок Ёлю импичмент.
Таким образом, бензин разлит, вопрос в брошенной в него спичке, которой должно стать некое знаковое событие. Либо скандал вокруг Юна или близких ему людей (пока маловероятно, так как президент и его окружение не замечены в коррупции). Либо общенациональная трагедия, после которой на президента повесят ответственность за происходящее. В случае с Пак Кын Хе таким событием стала трагедия парома «Севоль», которая унесла жизни более трёхсот человек. Хотя провал спасательной операции был связан с действиями местных властей, а «центр» не имел возможности повлиять на ситуацию, оппозиция смогла «грамотно перевести стрелки» и преуспела в этом. Хотя нет оснований обвинять Мун Чжэ Ина и его соратников в намеренной фабрикации новостей, устроенная демократами информационная кампания способствовала падению ее рейтинга и формированию в массовом сознании того образа экс-президента, который сыграл роль в последующих событиях.
В связи с этим следует ответить на два важных вопроса: может ли стать «Севолем» для Юн Сок Ёля трагедия на Итхэвоне 29 октября 2022 г., когда в образовавшейся давке погибли 158 человек и примерно столько же получили ранения, и ждать ли в течение конца 2022–2023 гг. попытки демократов устроить Юн Сок Ёлю импичмент?
Трагедия на Хэллоуин и перспективы импичмента
Российскому читателю это может напомнить трагедию в Минске в 1999 г. на станции метро «Немига»: несколько тысяч людей оказались в узком и довольно крутом переулке, и когда первые поскользнулись и упали, толпа пошла по ним, а начавшаяся паника только усугубила давку. Можно ли было предотвратить катастрофу? С одной стороны, празднование было не организованным мероприятием, на котором всегда присутствует полиция, а стихийным и первым большим празднеством, на котором столпился народ после отмены ковидных ограничений, и из-за отсутствия конкретного организатора праздник оказался без должного присмотра госструктур. С другой стороны, власти не приняли мер по разгону толпы, хотя тревожные звонки о возможности давки начали поступать — местное полицейское начальство, видимо, испугалась прекращать праздник и портить людям настроение.
Специальное следственное подразделение полиции в настоящее время проводит расследование, чтобы определить, что пошло не так, но ресентимент по этому поводу очень велик, и примерно 70% опрошенных отрицательно оценивают действия правительства по устранению последствий трагедии. В частности считается, что к ответственности должны быть привлечены не рядовые чиновники, непосредственно ответственные за то, что не предотвратили давку или вовремя не передали информацию о том, что она назревает, а более знаковые фигуры, несущие символическую ответственность.
Демократы же пытаются превратить эту трагедию в символ бессилия и некомпетентности власти, потребовав парламентского расследования и независимого спецпрокурора, а также отставки премьер-министра Хан Док Су, министра административного управления и безопасности (аналог МВД) Ли Сан Мина и генерального комиссара Национального полицейского агентства Юн Хи Гына. Дело отчасти в том, что двое последних не собираются уходить в добровольную отставку в знак признания ответственности, а собираются если и сделать это, то после того, как закончат это дело и разберутся со всеми его последствиями.
Однако Юн быстро объявил национальный траур, в ходе которого сам неоднократно посещал поминальный алтарь, встречался с религиозными лидерами и вообще активно демонстрировал желание государства разобраться в трагедии и наказать винновых. Всё это не позволяет демократам обвинить его в игнорировании народного горя так же легко, как они проделывали это с Пак Кын Хе. Также демократы пытаются вбросить тезис, что трагедия произошла оттого, что вся местная полиция была занята охраной президента, резиденция которого находится неподалёку. Если говорить прямо — это не правда, потому что за это отвечают другие подразделения, а если говорить о занятости полиции, то отчасти дело в том, что в это же время проходило два митинга (демократов и консерваторов), которые отвлекли на себя ресурс.
Если же искать иные поводы, то пока Юн находится у власти чуть более полугода и ещё не принял серьёзных решений, которые могли бы быть поставлены ему в вину. Обвинять его в экономическом кризисе рискованно, потому что может возникнуть вопрос, чьими усилиями до этого дошло.
Техническая возможность для импичмента у демократов скорее есть: он может быть объявлен, если за него проголосует 200 из 300 депутатов парламента, затем его должен утвердить конституционный суд. У демократов есть 169 голосов, и вместе с союзниками из других левых партий и противниками Юна среди консерваторов (например, фракцией Ли Чжун Сока) они смогут дотянуть до двухсот. Своих людей в конституционном суде демократам хватает, а опыт свечной революции показывает, что мегафонное право работает не хуже телефонного, с точки зрения давления на те или иные институты.
Ещё один фактор — это, как ни странно, фактор США, которые, учитывая то, что демократы так же ориентированы на Америку, как и консерваторы, могут принять участие в свержении Юна или его замене на классического представителя правых сил. Если США готовятся к глобальной конфронтации, на посту руководителя Южной Кореи им, скорее, нужен не прагматик, а послушный лидер.
Однако на данный момент «кредит недоверия» Юна еще не так высок, и, хотя недостатков хватает, это не история о том, как человек, пришедший во власть на желании справедливости и избавления от политиканов классического типа, превратился в подобное, как это быстро сделал Мун. Обвинения против демократов также достаточно весомы и тоже могут стать способом игры на эмоциях народа. Особенно если применять в раскрутке этих обвинений те же риторические приемы, которые Мун и его сторонники использовали во время свечной революции. Кроме того, как и во время президентских выборов, обе стороны обладают достаточно высоким антирейтингом, а в столкновении двух плохих репутаций обычно выбирают статус-кво.
Наконец, может сыграть свою роль фактор предыдущего импичмента, потому что пять лет спустя большая часть обвинений, которая муссировалась в СМИ и выводила на улицу разгневанный народ, так и не подтвердилась в суде. И более того — только уничтоженные сообщения из секретных чатов Telegram избавили демократов от обвинений в том, что эти душераздирающие слухи были фальшивыми новостями, которые вбрасывались ближним кругом Муна через подконтрольных топ-блоггеров. Осознания, что один раз массы уже были обмануты, могут не выйти в публичное пространство, но сыграть роль прививки, и буквально повторить стратегию 2016 г. у демократов может не выйти.
Поэтому вероятность попытки импичмента со стороны демократов можно считать достаточно высокой, но с точки зрения её окончательного успеха, возможно, стоит ориентироваться не на кейс 2016 г., а на ситуацию 2004 г., когда импичмент попытались объявить Но Му Хёну за то, что в нарушение конституции он начал выказывать поддержку новой политической партии, состоящей из его сторонников, так что против него выступили и консерваторы, и «старые» демократы. Парламент отрешил президента от власти, однако Но Му Хён развернул ситуацию так, что в глазах масс импичмент выглядел попытками старой элиты препятствовать курсу реформ. К тому же между решением парламента и решением конституционного суда прошли парламентские выборы, которые партия Но Му Хёна выиграла, после чего президента вернули на место.
Как бы то ни было, внутриполитическая турбулентность в Республики Корее явно сделает этот сезон интересным и поучительным.
1. По его личному мнению, нет уверенности в том, что тот, кого застрелили северокорейцы, и пропавший чиновник — это один и тот же человек.